1. Классическое евразийство (обзор)
2. Творчество Л. Н. Гумилева как развитие евразийской мысли
3. Появление неоевразийства: историко-социальный контекст
4. Этапы развития неоевразийской идеологии и побочные течения
5. Основные философские положения неоевразийства

Появление неоевразийства: историко-социальный контекст

Кризис советской парадигматики

К середине 80-х годов советское общество стало утрачивать связность и адекватность рефлексии и саморефлексии. Модели советского самосознания рушились. Общество теряло ориентацию. Все чувствовали необходимость перемен, но это ощущение было смутным, и никто не знал в каком направлении их ждать. В тот период сформировалась маловразумительная линия водораздела: «силы прогресса» и «силы реакции», «реформаторы» и «защитники старого», «сторонники реформ» и «противники реформ». Вопрос ставился таким образом: одни утверждали, что советская система находится в кризисе, другие продолжали настаивать, что никакого кризиса нет. Так как все вращалась вокруг такой (довольно фиктивной) проблемы, о содержании «реформ», об их ориентации, об их соотношении с другими историческими этапами никто не задумывался. Показательно, что «реакционные» и «антиреформаторские» силы давно утратили связную мировоззренческую систему (на основе марксизма и советизма) и, действительно, противились «реформам», скорее, по инерции, чем по убеждению.

Увлечение западными моделями

В такой ситуации термин «реформы» «сам собой» стал синонимом «либерал-демократии». Из факта кризиса советской системы был сделан поспешный (и совершенно неочевидный, на самом деле) вывод об очевидном превосходстве западной модели и о необходимости ее скопировать. На теоретическом уровне это совершенно неочевидно, поскольку «карта идеологий» имеет гораздо более разнообразную систему выбора, нежели примитивный дуализм: социализм – капитализм, Варшавский договор – НАТО. Однако возобладала именно примитивная двоичная логика: «сторонники реформ» стали безусловными апологетами Запада, логике и структуре которого они ускоренно обучались, «противники реформ» выступали как инерциальные защитники позднесоветского уклада, логика и структура которого все больше ускользала от них самих. В такой неравновесной ситуации на стороне реформаторов-западников был энергетический потенциал, новизна, ожидания перемен, созидательный импульс, перспектива, у «реакционеров» оставалась инерция, косность, апелляции к привычному и знакомому. Именно в такой психологической и эстетической оболочке западная либерал-демократическая политически возобладала в России 90-х, хотя ясного и сознательного идеологического выбора никому осуществить не дали. Западничество и либерал-демократия установились в России конца 80-х – начала 90-х «под шумок», под слишком общим и не конкретным в самом себе лозунгом «за реформы!» (без пояснения того, за какие именно реформы). Со стороны определенной части «реформаторов» это была сознательная хитрость, для большинства населения – очевидная подмена свободного выбора, т.е. манипуляция.

Распад государственности

Результатом «реформ» стал распад советской государственности и начало распада России, как остатка СССР. По мере разрушения советской системы и «советской рациональности» новой системы и новой рациональности, адаптированных к национальным и историческим условиям, не создавалось. Постепенно к России и национальной истории возобладало специфическое отношение: прошлое, настоящее и будущее России стали рассматривать с западной точки зрение, оценивать как нечто внешнее, постороннее, отчуждение («эта страна» – типичное выражение «реформаторов»). Это был не взгляд из России на Запад, но взгляд на Россию с Запада. Неудивительно в такой ситуации, что заимствование западных механизмов даже в теории «реформаторов» было призвано не создать укрепить национальную структуру государственности, но разрушить последнее. Деструкция Государства была не случайным результатом «реформ», но фактически, одной из их стратегических задач.

Зарождение антизападнической (антилиберальной) оппозиции в пост-советских условиях.

По мере развития «реформ» и их «углубления» неадекватность простой реакции стала очевидна для всех. В этот период (1989-90) стала формироваться «национально-патриотическая оппозиция», куда вошли часть «советских консерваторов» (способная к минимальной рефлексии), ряд «реформаторов», разочаровавшихся в «реформах» или «осознавших их антигосударственную направленность», ряд представителей патриотического движения, сформировавшегося уже в перестройку и пытающегося оформить державные эмоции в некоммунистическом контексте (православно-монархическом, националистическом и т.д.) С серьезным опозданием и при полном отсутствие внешней стратегической, интеллектуальной и материальной поддержки стала хаотически складываться концептуальная модель пост-советского патриотизма.

Неоевразийство

Неоевразийство возникло как идеологическое и политическое явление в этом контексте, став постепенно одним из основных направлений патриотического самосознания в пост-советской России, наряду (а подчас и вместе) с инерциальным советизмом (КПРФ, РКРП, «Трудовая Россия»), маргинальным монархизмом и смутным национализмом (ЛДПР).