Современная литература начинает все больше мне напоминать теософию Блаватской, когда писатели, прекрасно зная о достижениях предков, хотят добиться того же самого эффекта, но отсутствие "искры божьей" приводит к тому, что, в той или иной степени обладая способностью манипулировать словами, они соревнуются в размерах и степени производства чепухи, которую для произведения пущего эффекта на аудиторию снабжают эпатирующими подробностями чаще скандального (ведь в массовом сознании гений и скандал почти синонимы почему-то), отвратительного характера. Эстетическое наслаждение они подменили эстетическим омерзением, любовь к человеку превратили в ненависть, деструкцию объявили наилучшим методом конструирования: неудивительна теперь повальная мода на некрореализм - Юфит, Сорокин и Мамлеев в срочном порядке организовывают поточное, конвейерное производство ранее эксклюзивных трупов, маньяков и прочего турпизма.

Но вспомним опять Блаватскую: дьявол - вот истинный бог. Многие совершенно далекие от литературы люди срочно бросаются на поиски фекалий в ближайшую канализацию: теперь ведь полного собрания сочинений Сорокина нельзя купить только в деревне - там и сельскохозяйственные животные в достаточной степени производят органических удобрений для полей. Уснастив вышеупомянутыми веществами свои невразумительные скопления слов, они надеются на такой же успех, какой имели и ветераны навозного промысла, благо критическая мысль усматривает в эстетизации гниения превосходство духовного над плотским - это господин Дугин изволили заметить по поводу произведений того же Мамлеева. Да и вообще теперь принято думать, что мысль писателя тем значительнее и мудрее, чем она хуже пахнет. Разговор персонажей окончательно превратился в "пи...ж" (Ирина Денежкина), а из всех эмоций остался только холодный мокрый страх, сопровождаемый воем и визгом (Макеева вслед за Мамлеевым, который как и всякий писатель очень рад появлению собственных эпигонов: только наличие оригинального содержания может вызвать желание подражать). Возникает вполне закономерный вопрос: до каких пор литертурные теософы будут хоронить русскую словесность?